Чаще всего мы видимся только через призму стекла. Кривая усмешка, прямая спина, темный взгляд. Этих встреч вполне достаточно: он не из тех, кого хочется видеть часто.
Однако, когда становится невыносимо, он приходит. Стучит в дверь, смотрит мне в лицо моими же глазами.
- Что, не справляешься? - спрашивает, щурится.
Пожимаю плечами, молча иду на кухню и ставлю чайник. Разумеется, он следует за мной, бесцеремонно двигает стул, садится, начинает говорить - это всегда монолог, он говорит быстро, строчит слова пулеметной очередью, слишком самоуверенный, слишком циничный, слишком злой, в нем вообще слишком много "слишком".
- Сколько раз я тебе говорил: все дело в твоей поганой натуре. Ну и в вере тоже, но первое - больше. Ты не хочешь взрослеть, мало веришь в себя - и чересчур веришь в других. Повзрослей. Пойми - никто никому ничего не должен. Верности нет. Дружбы нет. Любви нет. Вечности не существует. Искренности - тоже. Есть только взаимовыгодное сотрудничество. Как только ты это примешь, станет легче.
Я качаю головой:
- Это не слепая вера, а мой личный выбор - в противном случае у меня ничего не останется. Меня - не останется.
- Чушь, - он смеется, невесело, сухо, будто кашляет, и тянет ко мне руки. Я отшатываюсь, отворачиваюсь, но он продолжает. Встает со стула, я слышу его голос над самым ухом.
- Ты станешь лучше. Сильнее. Ни в ком больше не будешь нуждаться. Даже во мне. Ты, в конце концов, не ребенок, чтобы верить в сказки.
У него холодные руки. Мы не похожи даже в этом - мои всегда теплые, когда-то кто-то любил греться этим теплом, вот только я все реже об этом вспоминаю.
Он приходит, когда становится невыносимо, чтобы запереть меня на десять замков. Боюсь, когда-нибудь я не смогу освободиться.