очень злая тётя котик
Проблема человеческой памяти в том, что со временем все плохое забывается, а хорошее, напротив, становится ярче.
"Эй, а помнишь, как все начиналось?" - говорит кто-нибудь, и все эти переплетения расцветают перед глазами, как огромное дерево с тысячей ветвей.
Эй, а помнишь ту цепочку шагов, очередность выборов, что привели нас сюда?
Эй, а помнишь, как мы думали, что впереди вся жизнь, и как всё было возможно?
Я помню: вот я впервые на море, и "бак-тик" играет в такт шумным волнам; вот я иду по улице, мне пятнадцать, и весна расчертила все запахами и звуками; вот со мной рядом люди, которых я сейчас не видела уже много лет, и мы оглушительно глупые, дружные и счастливые; вот я впервые влюбляюсь, и в этом столько драмы, сколько бывает только в юности; вот стою под зонтиком с шоколадкой в кармане и курю вишневый "капитан блэк"; вот яркие софиты сцены слепят глаза, вот световая будка, театральные коридоры вот "стрит" и вот "спб", вот я говорю про вселенную цвета кофе с молоком, вот ночная электричка и пустые скамейки, теплое утро в мой день рождения, подоконник и открытое окно, вот балкон на Новочеркасской и вот Авиагородок, вот заснеженная Пионерская и дождливая Елизаровская, вот все те дороги, которыми я когда-то ходила, но больше никогда не пройду. Каждое слово, каждый шаг, каждый взгляд, каждый встреченный человек, всё, что хоть единожды делало нас счастливыми, - часть лоскутного одеяла, в которое мы кутаемся холодными вечерами - всё чаще и чаще с каждым новым прожитым годом.
"Эй, а помнишь, как все начиналось?" - говорит кто-нибудь, и все эти переплетения расцветают перед глазами, как огромное дерево с тысячей ветвей.
Эй, а помнишь ту цепочку шагов, очередность выборов, что привели нас сюда?
Эй, а помнишь, как мы думали, что впереди вся жизнь, и как всё было возможно?
Я помню: вот я впервые на море, и "бак-тик" играет в такт шумным волнам; вот я иду по улице, мне пятнадцать, и весна расчертила все запахами и звуками; вот со мной рядом люди, которых я сейчас не видела уже много лет, и мы оглушительно глупые, дружные и счастливые; вот я впервые влюбляюсь, и в этом столько драмы, сколько бывает только в юности; вот стою под зонтиком с шоколадкой в кармане и курю вишневый "капитан блэк"; вот яркие софиты сцены слепят глаза, вот световая будка, театральные коридоры вот "стрит" и вот "спб", вот я говорю про вселенную цвета кофе с молоком, вот ночная электричка и пустые скамейки, теплое утро в мой день рождения, подоконник и открытое окно, вот балкон на Новочеркасской и вот Авиагородок, вот заснеженная Пионерская и дождливая Елизаровская, вот все те дороги, которыми я когда-то ходила, но больше никогда не пройду. Каждое слово, каждый шаг, каждый взгляд, каждый встреченный человек, всё, что хоть единожды делало нас счастливыми, - часть лоскутного одеяла, в которое мы кутаемся холодными вечерами - всё чаще и чаще с каждым новым прожитым годом.